ИСТИНА

Доклад посвящен русско-польским различиям в семантике зооморфных метафор, вызывающим у носителей близкородственного славянского языка – польского или русского, ощущение психического дискомфорта и даже абсурда, а также их текстообразующим функциям. Конкретно речь идет о несовпадениях коннотаций и их структуры у распространенных зооморфных образов, формируемых на основе переносных значений номинаций животных в русском и польском языках. Зооморфная метафорика: истоки, функции, прагматика. Человечество накопило большой запас наблюдений за животными мира – как домашними, так и дикими, фиксируя их поведение и повадки. На основе этих наблюдений сформировалась зооморфная метафорика, служащая для расширения диапазона знаний о человеке, для разноаспектной характеристики человека, формирования эмоционально насыщенного фона коммуникации. Семантическая двойственность зоометафоры, соединение механизмом переноса двух естественных категорий – человека и животного, формирует яркую, чрезвычайно экспрессивную образность. Эмпирическое и культурно-историческое знание о животном мире, интерпретация зооморфизмов, неодинаковы даже в близкородственных языках и культурах. Зооморфная метафора не может быть понята без определенной прагматической компетенции. Среди хрестоматийных польско-русских несоответствий можно упомянуть нежное обращение в польском языке к девушке (прежде всего со стороны ее молодого человека или мужа) żabkо!, żabciа!, żabusia! ‘лягушка, лягушечка’, не имеющее места в русском языке, в котором такое существо, как лягушка, не считается милым. Зооморфная метафорика как сфера оценок, парадокса и абсурда: разительные дивергенции и слабые контрасты. Список разительных, парадоксальных до абсурдности, несовпадений оценочных коннотаций зооморфных образов близкородственных польского и русского языков, можно продолжать до бесконечности. Вместе с тем наряду с зоной ярко выраженных дивергенций имеется также зона слабых контрастов, которая может сыграть существенную роль в коммуникации, уводя ее в сторону от адекватного общения. Характеристики людей, выраженные зооморфной метафорой, достаточно константны. В то же время они нередко принадлежат лишь одной, данной конкретной языковой картине мира, данной лингвокультуре, и понятны в полной мере исключительно ее носителям. В случае совпадения образов и их значимости в разных языках, тем не менее полного совпадения коннотаций не происходит, ведь ассоциативный фон формируется внутри каждого языка, в разных языках развиваются разные оценочные коннотации. Гендерный фактор в зоометафорике: асимметрия смыслов, трудности перевода. Немаловажную роль в формировании межъязыковых различий при рецепции облика животного и ассоциаций, возникающих при перенесении его признаков на человека в данной лингвокультуре, играет грамматический род названия класса животного, проецирующиеся в межъязыковые гендерные дивергенции образов. Так, класс кошек, собак, лошадей, лис, крыс и ряда других анималистических существ в русском языке представлен особями женского пола, ср.: кошка, собака, лошадь, лиса, крыса. В польском языке – vice versa: в качестве представителей вышеназванных естественных классов выступают особи мужского пола, соответственно: kot, pies, koń, lis, szczur. Выступают и различия противоположного плана. Так, гусь, жираф в русском языке относятся к мужскому роду, а в польском языке gęś и żyrafa – существительные женского рода. Гендерные различия в анималистической сфере соответствующим образом переосмысливаются при переносе номинаций животных на человека. При этом наличие гендерных различий «героев» зооморфических переносов может порождать асимметричные смыслы, создавать проблемы при переводе и быть источником переводческих замен. Так, в польском языке gęś означает не слишком приятную особу, которая постоянно всеми командует, эдакий генерал в юбке. Гусь же в русском языке хитер и ненадежен; при этом женская особь класса гусей – гусыня, высокомерна. Żyrafa в польском языке означает высокого человека, прежде всего женщину (по данным словарей), в русском языке такую анималистическую характеристику может получить высокий мужчина. Зооморфизмы как перифрастические конденсаты. Особую группу зооморфизмов составляют выступающие во множественном числе перифрастические обозначения групп стран, напр. azjatyckie tygrysy азиатские тигры, młode tygrysy – молодые тигры – о группе динамично развивающихся стран Азии: Южной Корее, Сингапуре и др. Такие сочетания и др. под. фиксируются в русском и польском языке публицистики. Игра слов на базе зооморфизмов – абсурд an sich – т.е. сам в себе и для себя. Образы животных нередко побуждают к игре слов на базе сложной редупликации (типа Петух Петя распетушился). Многие известные поэты воздали дань этому жанру, в том числе Юлиан Тувим. В докладе обсуждаются переводы его стихотворения «Figielki» ‘Шалости’, выполненные Людмилой Федоровой (напр.: На болоте кулики закудахтали, / А за ними судаки посудачили) и Владимиром Стокманом (напр. Как-то раз комары выкомариваться стали (...) совы осовели). Подчеркивается эффект абсурда, достигаемый за счет оживления внутренней формы слова, нередко ложного. Игра слов на базе зооморфизмов имеет успех потому, что содержит не столько образы животных, сколько формирует образные характеристики людей. Лексикографическая фиксация зооморфизмов: факты и проблемы. Особой проблемой является лексикографическая фиксация постоянно формирующихся в языке зооморфных образов, источником которых в наши дни является в первую очередь разговорная речь, публицистика и художественная литература. Хотя переносные значения у ряда зоолексем сформировались достаточно давно, тем не менее целый ряд популярных зооморфизмов в словарях отсутствует. Некоторые коннотации представлены лишь в новейших словарях современного языка. Функции зооморфных характеристик: расширяют диапазон информации о человеке, формируют эмоциональный фон коммуникации, способствуют расширению стилистических ресурсов языка. Зооморфные образы животных обладают большим коммуникативным зарядом и суггестивностью. Абсурды жизни не могли бы проявляться так рельефно без абсурдов в языке.