Аннотация:http://zhurnalko.net/=sam/junyj-tehnik/1974-11--num54 Однажды на лекции в Московском высшем техническом училище им. Баумана я услышал:— Знаете ли, в чем секрет вечной молодости? Надо, не прекращая, решать и решать новые задачи, и даже более того: с возрастом выбирать потруднее... Как только изменили этому принципу — конец, траектория вашей жизни пошла вниз...Я невольно вспомнил эти слова, когда случай свел меня с учеником выдающихся музыкальных деятелей начала века С. И. Танеева и Н. К. Метнера — педагогом и композитором Пантелеймоном Ивановичем Васильевым. Следя за уверенно бегущими по клавиатуре пальцами, исполняющими сложнейшие пассажи, переворачивая нотные страницы, испещренные свежими пометками, я невольно думал о том, что человек действительно остается всю жизнь молодым, если продолжает творить, творить, оставаясь неудовлетворенным, неутоленным в своих исканиях. В отрочестве Пантелеймон Иванович не собирался быть профессиональным музыкантом. Окончил в Москве практическую Академию коммерческих наук, поступил в Московский университет, на физико-математический факультет. Занятия музыкой были скорее данью традиционному воспитанию. Однако любовь к ней мало-помалу перерастала в страсть. А там, где страсть, там и призвание. Знакомство с великими музыкантами определило его дальнейшую судьбу.— Что нужно для того, чтобы научиться играть хорошо? — спросил он однажды у Николая Карловича Метнера.— Никогда не играйте плохо, — последовал ответ.— Глубокий смысл сказанного, — говорит Пантелеймон Иванович, — я вполне осознал лишь с годами, наполненными систематическим, нелегким трудом. Задумайтесь, взгляните на эту фразу широко — хотя бы и с точки зрения естествоиспытателя (ну, положим, в плане учения академика Павлова об условных рефлексах), — и вам откроется действительно большое содержание. Любой навык, начиная от искусного рукоделия, от «чистой» техники игры на фортепиано и кончая высокими творениями фантазии, сложнейшими композициями, формируется постепенно, складываясь из простых приемов, которые тем надежнее усваиваются, чем они правильнее исполняются. И восхождение от ступеньки к ступеньке, к высотам совершенства тем быстрее, чем меньше было ошибок, которые нередко делаются просто из торопливости, небрежности, невнимательности. Нужно сразу стремиться все делать хорошо. Ошибки, которых, в общем-то, всегда при известном старании, при достаточно добросовестном подходе можно избежать, мешают. А повторяясь, могут даже превратиться в ложный навык, преодолевать который бывает нелегко. Метнер часто говорил: «Красота — это точность». Как это верно! Какую область человеческой деятельности вы бы ни взяли, всюду можете найти подтверждение сказанному. В творчестве пианиста — это точность выражения того, что завещано композитором. В технике — это точность изготовления того, что задумано искусным конструктором. Это вместе с тем и точность исполнения заданных функций. Несоответствие же приводит к фальши.— Вам случалось чувствовать на концерте неловкость от фальшивой ноты музыканта? — спрашивает вдруг Васильев. — Да только ли в музыке?.. В науке, например, фальшь тоже недопустима: ведь высшая тут цель — истина. А в технике, производстве совершенство исполнения отмечается государственным Знаком качества. Соблюдение технических норм, выполнение требований ГОСТа тоже стремление к точности и в этом смысле — к красоте, не нарушенной «фальшивой нотой». И в математике решение ученые называют изящным, красивым, если при всей изобретательности приемов оно оказывается неожиданно простым, экономным, а главное, точным, строгим, без натяжек — опять же без «фальшивых нот». Так разговор наш все время соскальзывает с темы сугубо музыкальной в область гораздо более широкую.— Да, но, чтобы отличить фальшивую ноту от истинной, необходим абсолютный слух, — осторожно вставляю я.— Безусловно! Но не следует впадать в крайность. Слух тоже воспитывается. В оценке, в суждениях должна быть прежде всего образованность, грамотность, культура. Иначе и с абсолютным слухом, то есть с тем, что дано от природы, — можно увести человека на ложный путь. Скажем, выдавать фальшивые звуки за верх совершенства, за новаторство, за критерий прекрасного. Нет ничего более опасного, чем ложные, неистинные представления. Это надо знать с юных лет. Так, если человека воспитать на какофонии, на примитивных чужестранных ритмах и искаженных звуках, то он не сможет оценить действительно совершенное в музыке. То же самое, я думаю, и в науке — в любой сфере творческой деятельности. Специалиста, сформировавшегося на понятиях ложной теории, можно уподобить зрячему, одевшему темные очки, искажающие свет истины...— Но как же предостеречь молодого человека от таких очков?— Что сказать вам на это, истина должна быть удостоверена многолетней человеческой практикой. Поэтому повнимательнее следует относиться к историческому опыту. А с другой стороны, каждый должен воспитать в себе большую честность и великую самокритичность. Как говорил Лев Толстой, никогда не худо себя спросить, а делом ли ты занимаешься? Высокие нравственные принципы служат опорой в поисках ответа на такой вопрос. Да еще мнение других людей, к которому каждый должен уметь чутко, без предубеждения прислушиваться. Главное — в любом деле меньше всего думать о себе, о своем личном, маленьком «я». И тут примером для подражания могут служить выдающиеся творцы прошлого, великие мастера культуры... Таким, например, мне вспоминается Метнер — слава его была в зените, а он писал мужу своей сестры: «Скажу тебе, дорогой мой, что даже и теперь, в свои сорок лет, я большую часть своей работы рассматриваю как учебу, как путь... Поэтому, на мой взгляд, нравственность и творчество неотделимы друг от друга. Если нет первого, не будет и второго, будет лишь временный успех, но не создание действительно непреходящих ценностей.
